Императрица Елизавета Петровна крайне удивила лекарей, когда за
полминуты до смерти поднялась на подушках и, как всегда, грозно,
спросила: "Я что, все еще жива?!”. Но, не успели врачи испугаться, как
все исправилось само собой.
Граф Толстой последнее, что произнес на смертном одре: "Мне бы цыган услышать – и ничего больше не надо!”
Композитор Эдвард Григ: "Ну что ж, если это неизбежно…”.
Павлов: "Академик Павлов занят. Он умирает”.
Знаменитый натуралист Ласепед отдал распоряжение сыну: "Шарль, напиши крупными буквами слово КОНЕЦ в конце моей рукописи”.
Физик Гей-Люссак: "Жаль уходить в такой интересный момент”.
Легендарный
Каспар Бекеш, всю жизнь проживший воинствующим безбожником, на смертном
одре уступил уговорам набожного Батория и согласился принять
священника. Священник попытаться утешить Бекеша тем, что последний ныне
покидает юдоль скорбей и скоро узреет мир лучший. Тот послушал-послушал,
потом приподнялся на ложе и сколь было сил отчетливо высказал: "Пшел
вон. Жизнь прекрасна.” С чем и умер.
Дочь Людовика XV Луиза: "Галопом в небеса! Галопом в небеса!”.
Писательница Гертруда Стайн: "В чем вопрос? В чем вопрос? Если нет вопроса, то нет и ответа”
Виктор Гюго: "Я вижу черный свет…”.
Юджин О`Нейл, писатель: "Я так и знал! Я так и знал! Родился в отеле и… черт побери… умираю в отеле”.
Единственное,
что успел сказать перед смертью Генри VIII: "Монахи… монахи… монахи”. В
последний день жизни его мучили галлюцинации. Но наследники Генри на
всякий случай устроили гонения на все доступные монастыри, подозревая,
что короля отравил кто-то из священников.
Джордж Байрон: "Ну, я пошел спать”.
Людовик XIV кричал на домочадцев: "Чего вы ревете? Думали, я бессмертен?”
Отец
диалектики Фридрих Гегель: "Только один человек меня понимал на
протяжении всей жизни… А в сущности… и он меня не понимал!”.
Вацлав Нижинский, Анатоль Франс, Гарибальди перед смертью прошептали одно и то же слово: "Мама!”.
"Подождите
минуточку”. Это сказал Папа Римский Александр VI. Все так и сделали,
но, увы – ничего не получилось, папа все-таки скончался.
Еврипид,
который, по слухам, был просто в ужасе от близкой кончины, на вопрос,
чего может бояться в смерти такой великий философ, ответил: "Того, что я
ничего не знаю”.
Умирая, Бальзак вспоминал одного из персонажей своих рассказов, опытного врача Бианшона: "Он бы меня спас…”.
Петр Ильич Чайковский: "Надежда!.. Надежда! Надежда!.. Проклятая!”
Михаил Романов перед казнью отдал палачам свои сапоги: "Пользуйтесь, ребята, все-таки царские”.
Шпионка-танцовщица Мата Хари послала целящимся в нее солдатам воздушный поцелуй: "Я готова, мальчики”.
Философ Иммануил Кант произнес перед самой смертью всего одно слово: "Достаточно”.
Один из братьев-кинематографистов, 92-летний О.Люмьер: "Моя пленка кончается”.
Ибсен, пролежав несколько лет в немом параличе, привстав, сказал: "Напротив!” – и умер.
Надежда Мандельштам – своей сиделке: "Да ты не бойся”. Сомерсет Моэм: "Умирать – скучное занятие. Никогда этим не занимайтесь!”.
Генрих Гейне: "Господь меня простит! Это его работа”.
Иван Сергеевич Тургенев на смертном одре изрек странное: "Прощайте, мои милые, мои белесоватые…”.
Поэт
Феликс Арвер, услышав, что санитарка говорит кому-то: "Это в конце
коЛидора”, простонал из последних сил: "Не коЛидора, а коРидора” и умер.
Художник Антуан Ватто: "Уберите от меня этот крест! Как можно было так плохо изобразить Христа!”
Оскар
Уайльд, умиравший в гостиничном номере, оглядел угасающим взором
безвкусные обои на стенах и вздохнул: "Они меня убивают. Кому-то из нас
придется уйти”. Ушел он. Обои остались.
А вот последние слова Эйнштейна канули в Лету – сиделка не знала немецкого.
